Строительство Юрия владимирского. Георгиевский собор
Архитектура Восточной Европы. Средние века > Владимиро-Суздальская архитектура
Владимиро-суздальская архитектура XIII в.
1 — Нижний-Новгород. Михаило-Архангельский собор, 1227—1229 гг. (план); 2 — Юрьев-Польский. Георгиевский собор, 1230—1234 гг. (план с усыпальницей; северный фасад; реконструкция северного фасада; детали)
1 — Нижний-Новгород. Михаило-Архангельский собор, 1227—1229 гг. (план); 2 — Юрьев-Польский. Георгиевский собор, 1230—1234 гг. (план с усыпальницей; северный фасад; реконструкция северного фасада; детали)
Георгиевский собор в Юрьеве-Польском (1230—1234), сменивший, как суздальский и ростовский соборы, храм Долгорукого, пережил в XV в. симптоматичную для всех этих памятников катастрофу: обрушился его верх. Руины были разобраны в 1471 г. московским строителем В.Д. Ермолиным. Он сохранил частично уцелевшие стены храма и надстроил их, уложив в беспорядке неповрежденные резные камни и оставив науке загадку о первоначальном их размещении и облике храма в целом.
Подобно своим предшественникам — соборам Нижнего-Новгорода — это был четырехстолпный храм с тремя открытыми внутрь притворами, увеличивавшими его площадь, и маленьким Троицким приделом-усыпальницей у северо-восточного угла. Характерны преобладание широких средних нефов и узость боковых, квадратное (без закрестий) сечение сравнительно тонких столбов с изящными выемками на углах и отсутствие настенных лопаток. Хор здесь не было, видимо, их заменяла открывавшаяся арочным проемом внутрь княжеская "ложа", расположенная, как в суздальском соборе, во втором этаже западного, более высокого притвора. Свободный и просторный интерьер обильно освещался двумя ярусами высоких окон.
Юрьев-Польский. Георгиевский собор. Деталь южного фасада
Первоначально собор не был таким приземистым, каким его восстановил Ермолин. Над его колончатым поясом поднимался верхний ярус, примерно равный по высоте нижнему и завершавшийся килевидными закомарами. Есть основания предполагать, что храм имел ярусный башнеобразный верх с трехлопастными арками по сторонам постамента; это, видимо, и повлекло его крушение.
На это указывает также широкая расстановка столбов, их квадратное сечение, отсутствие внутренних лопаток. Таким образом, по сравнению с обычными крестовокупольными храмами, композиция Георгиевского собора имела более живописный и динамический характер, а его Троицкий придел вносил элемент живой асимметрии.
Однако самым существенным в Георгиевском соборе явилось не столько изменение его архитектурного организма, которое было характерным не для одной владимирской архитектурной школы, сколько невиданное развитие его резного декора. Резьба покрывает здание буквально "с ног до головы". Плоский ковровый орнамент застилает нижние части стен, оплетая лопатки и полуколонии; архитектурная форма как бы лишь просвечивает сквозь резную ткань. Выше колончатого пояса узор становится фоном для отдельных резных камней и больших исполненных в высоком рельефе составных композиций в закомарах.
Это сочетание двух манер было делом технически сложным. Камни высокого рельефа резались на земле и размещались на фасадах в процессе кладки согласно заранее намеченному плану. Ковровый же узор резался по готовой стене, что требовало точной предварительной разметки, исключительной уверенности руки и высокого мастерства резчика. Орнаментация архитектурных деталей почти не считается с их формой; мужские и женские маски на гранях капителей пилястр стирают их геометрическую ясность; резьба капителей порталов как бы обволакивает их в процессе роста каменных трав и превращает их в единый блок и т.д.
Юрьев-Польский. Георгиевский собор. Ковровый орнамент фасада
Колончатый пояс, превратившийся с исчезновением хор и утонения верхней части стены в чисто декоративную деталь, сам становится элементом орнамента. Углубленный, как и в суздальском соборе, в плоскость стены, он сливает свои причудливые килевидные арочки с наплывающим сверху ковровым узором. Любопытно, что и самое исполнение арочек лишено конструктивного смысла, их основание режется на одном камне, а верх — на другом. Фигуры святых меж колонками совсем не связаны с кладкой: они вырезаны на отдельных плитах и вставлены в пояс, как иконы в киоты; при этом они закрывают колонки на половину толщины, как бы превращая их в полуколонии позднейших колончатых поясов. Художественная мысль мастеров развивается в направлении целиком декоративного понимания архитектуры фасада здания.
Сплошной резной убор храма, технически и художественно несравненно более сложный, чем убор Дмитриевского собора, становится в то же время более понятным, ясным по содержанию. Колончатый пояс торцового фасада западного притвора включал в себя развернутую композицию 11-фигурного деисуса. Пояс же главного, северного фасада был заполнен изображениями святых патронов владимирской княжеской, династии. Над ними в закомарах были размещены культовые композиции: в центре — "Распятие", а по сторонам — "Три отрока в пещи огненной" и "Даниил во рву львином" — сюжеты, символизировавшие покровительство неба верным людям, в данном случае владимирским "самовластцам".
Ту же охранительную функцию несла композиция "Семь спящих отроков", помещавшаяся на западном фасаде, а ставшее уже традиционным "Вознесение Александра Македонского" было и здесь символом могущества обожествленного владыки. Так в одежде христианской символики была воплощена в резном уборе собора актуальная политическая концепция богоизбранности владимирской династии и ее прав на общерусское главенство.
Многочисленные изображения чудищ и зверей играли не малую роль в общем замысле резного убора вместе с христианскими темами. Характерно, что мифические твари исполнены в той же горельефной манере, с тою же тщательной детализацией и в том же масштабе, что и христианские персонажи. И те, и другие выступали среди оплетавшего их коврового орнамента. Звериный мир был как бы свидетелем христианских "чудес", происходящих в сказочном саду.
Сплошной резной убор превратил храм как бы в огромный украшенный тонким узором ларец. Смягчилась тектоническая ясность форм, неощутим ритм кладки, здание стало монолитным, равномерно тяжелым во всех точках. Как бы для поддержания этого впечатления цокольному профилю придан большой вынос и предельно напряженное очертание, он словно раздавлен тяжестью пышно украшенного массива здания. По сравнению с классической законченностью и некоторой холодностью аттических профилей в постройках Боголюбского, профилировка в Георгиевском соборе чрезвычайно выразительна и пластична. Следует отметить и великолепную профилировку белокаменного входа в усыпальницу, имеющую почти готический характер.
В связи с описанным развитием владимиро-суздальского зодчества в XIII в., характеризующимся возникновением очень разнообразных и свободных архитектурных приемов, обогащается и разнообразится и строительная техника. Наряду с чисто белокаменным строительством строят и из кирпича-плинфы, сочетая кирпичную кладку с белокаменными деталями (Ростов, Ярославль). Шире используются местные материалы, как туф (суздальский собор). Следует отметить некоторую небрежность кладки, например частое несоблюдение перевязки швов белого камня (Георгиевский собор). Наивысшего совершенства достигает техника резьбы архитектурного декора, в котором горельефы, вводимые в кладку стен, сочетаются с тончайшим узором, наносимым по готовой кладке стены.
Нарастание интереса к декоративному богатству здания свидетельствует об усилении проявившейся при Всеволоде III светской линии в зодчестве, о все большем влиянии народных вкусов. Вынос на фасады связных церковных композиций имел в сущности задачу политического свойства — утверждения авторитета княжеской власти, а общая система декора, его сказочный характер, совмещение христианских и языческих сюжетов, объединенных растительным ковром, явно отражали могучее влияние народного искусства. Декоративности архитектуры отвечало соответствующее декоративное богатство монументальной живописи и наполнявших храм произведений прикладного искусства.
Карта раздела «Архитектура Восточной Европы. Средние века» >>